Хлын хлыном вышибают
В литературной гостиной библиотеки имени А.И. Герцена прозвучал первый устный выпуск журнала «ТДТ» на тему «Названия старинных вятских городов».
Официально – с лёгкой руки директора Герценки Надежды Гурьяновой – формат мероприятия был анонсирован как разговор-дискуссия. И, кстати, более точно определить сущность развернувшегося диалога было бы, наверное, трудно. В том смысле что разговор действительно состоялся – по ходу ни намёком не выйдя за рамки научной дискуссии. Равно как состоялась и научная дискуссия – также ни за какие рамки по ходу не выйдя. Опасения организаторов, что публичное обсуждение тем, касающихся (пусть даже вскользь) вопроса об историческом названии областного центра, непременно обернётся интеллектуальным (а то и вполне себе физическим) мордобоингом, оказались, к счастью, напрасными. Совсем без перчинки – то есть без боевого коммунистического десанта (во главе аж с руководителем фракции КПРФ в областном Заксобрании Виктором Жениховым и первым секретарём горкома КПРФ Алексеем Вотинцевым) – встреча, само собой, не обошлась. Однако даже десантники, как вскоре выяснилось, пришли на устный выпуск «ТДТ» не ради того, чтобы учинить очередную бучу против переименования улиц и городов – а сугубо из научно-познавательного интереса.
При этом конструктивного настроя собравшимся не убавила даже та новость, что один из ключевых авторов устного журнала – Александр Балыбердин – в силу занятости по службе (а Александр Геннадьевич, помимо того, что историк, ещё и протоиерей – настоятель храма в честь Феодоровской иконы Божией Матери) не сможет лично изложить свою позицию, а предстанет перед аудиторией в виртуальном формате: фрагменты его видеолекции «Почему Хлынов?» были приняты с тем же вниманием, как и «живые» выступления его коллег-оппонентов Сергея Ухова и Андрея Маркова, не говоря уже про многочисленные (Алексей Вотинцев, Лариса Кочурова, Андрей Осминин, Леонид Баранов, Олег Чарушин etc.) развёрнутые реплики, что называется, с мест. Так что комом первый блин – то бишь первый опыт устного выпуска «ТДТ» – точно не вышел, а, значит, эксперимент по созданию в Кировской области мобильной дискуссионной площадки, где самые сложные (самые насущные, самые скандальные, самые запутанные – нужное подчеркнуть) вопросы могли бы обсуждаться на профессиональном уровне – без митингового пафоса и перехода на личности – будет обязательно продолжен. Когда и где? Следите за рекламой. Пока же предлагаем вам ознакомиться с кратким (да простят нас историки) конспектом выступлений, прозвучавших в тот вечер в литературной гостиной. Вперёд!
Александр БАЛЫБЕРДИН:
– Происхождение древнего имени главного города Вятской земли до сих пор остаётся неразгаданным. При этом в последние годы особый вес приобрела гипотеза, согласно которой название Хлынов происходит от прозвища «хлын» в том отрицательном значении, что приводится в словаре В.И. Даля: «тунеядец, мошенник, вор, обманщик в купле и продаже, барышник, кулак». И если учёные ещё готовы обсуждать состоятельность этой гипотезы, то обыватель уже почти поверил, что исторический Хлынов был городом хлынов – мошенников и воров, отчего и получил своё название. Очевидно, это не могло не наложить отпечатка на отношение к городу над Вяткой-рекой, когда часть наших современников восторгается разбойным прошлым вятчан, а другая видит в их хлыновстве чуть ли не корни всех бед.
Между тем, уже давно настало время спросить: на каких источниках основана эта гипотеза, бросающая тень на прошлое нескольких поколений вятчан?
В историографии 1990-х годов эта точка зрения представлена работами преподавателей Кировского пединститута: филологами Л.Н. Макаровой, Е.Н. Мошкиной и историком С.А.Гомаюновым.
Л.Н. Макарова в своей работе 1992 года отвергла как несостоятельные гипотезы, производящие наименование Хлынов от названия реки Хлыновицы. По её мнению, «название Хлынов образовано от древнего русского слова «хлын» – вор, обманщик, мошенник, барышник; «хлынец» – бродяга; «хлыновец» – плут». Правда, с поправкой: «В XIV–XV веках это слово не было таким отрицательным по значению, хлыны – это ватаги храбрых удальцов, делавших набеги на далёкие земли».
В 1994 году Е.Н. Мошкина привела аргумент, который, как она полагала, мог бы «поставить точку в давнем споре» – название реки Хлыновки в Лузском районе, на берегу которой расположен населённый пункт Хлындино, наименованием восходящий к онежскому «хлында» – бродяга. Из чего она сделала предположение, «что два гидронима Хлыновка, ойконимы Хлынов и Хлындино образованы от прозвища «хлын, хлында».
В 1996 году эта тема получила развитие в книге С.А. Гомаюнова, который, – размышляя над легендами об основании Хлынова и битве вятчан с устюжанами в Раздерихинском овраге, когда те «своя своих не познаша и побиша», – пришёл к выводу, что жителей Вятской земли не зря называли слепородами и хлынами, так как эти прозвища характеризуют их душевную слепоту и жестокость, готовность к братоубийству.
Действительно, нельзя не заметить, что прозвище «хлын» и название Хлынов близки. Но что, если кроме этого созвучия, их больше ничего не связывает? Как «кино» и «Кинешму», «дверь» и «Тверь», «мину» и «Минск», «кота» и «Котлас»? В любом случае, тема хлыновства, по нашему мнению, заслуживает отдельного исследования, тем более что – благодаря СМИ – в последние годы она получила широкое распространение.
Впервые название Хлынов упоминается в летописях под 1457 год, и, следовательно, утверждать, будто оно произошло от прозвища «хлын», историк может лишь в том случае, если бытование этого прозвища зафиксировано в более ранних источниках. Однако в письменных источниках XII–XV веков (летописных известиях о легендарной битве вятчан с устюжанами, в «Повести о стране Вятской», в «Вятском времяннике», в «Летописце старых лет», в «Сказании о вятчанех») слово «хлын» пока не выявлено.
Должно было хлыновство получить соответствующую оценку и в памятниках духовной литературы. Однако ни в «Повести о Великорецкой иконе», ни в «Житии преп. Трифона Вятского», ни в его духовном завещании братии Успенского монастыря о хлынах и слепородах также нет ни слова. Как, впрочем, и в богослужебных текстах: тропаре, кондаке, молитве, посвящённых преп. Трифону или Великорецкому образу. При этом ни один из памятников духовной литературы не отзывается о вятчанах уничижительно. Напротив, автор «Жития преп. Трифона» пишет, что жители Хлынова с любовью встретили старца: «Преподобный же Трифон, видя их любовь нелицемерную и веру яже по Бозе имущих несумненну, всегда о них моляше Господа Бога, яко да подаст им милость Свою».
Таким образом, ни общерусские летописи, ни памятники вятского летописания, ни богослужебные тексты, ни произведения духовной литературы – ни один из этих источников не даёт оснований утверждать, будто Хлынов был городом хлынов. Но чем тогда можно объяснить происхождение названия Хлынов?
В «Повести о стране Вятской» говорится, что «град был назван Хлыновом по имени реки Хлыновицы». Поэтому, объяснив название реки, мы поймём и название города. Здесь, правда, нас подстерегает некоторое затруднение, так как «Повесть» (в списках наиболее ранней, Толстовской редакции) предлагает ответ, который кажется малоубедительным – будто бы Хлыновица получила название оттого, что «по реке оной летевше птицы и кричавше хлы-хлы»: «И избравше место прекрасно надъ рекою Вяткою близь устия реки Хлыновицы, инии жъ реша, въ то время по реке оной летевше птицы и крычавше хлы-хлы и отъ того назвася та река Хлыновица, на высокой горе иже ныне зоветъ Кикиморская место бо оно ко общему вселению удобно и изъ тоя горы преславно источники водъ истекающия многия».
Уже в наши дни Л.Д. Макаров заметил, что гипотеза о происхождении названия Хлыновицы от птичьего крика аналогична легенде слободских удмуртов, записанной в 1971 году М. Атамановым: «Пролетает коршун и кричит «кылно-кылно». Вот сам Господь и указал, как назвать город: Кылнов». Однако вряд ли сегодня кого-то убедит этот аргумент.
Куда более весомым в этом смысле выглядит предположение историка А.И. Вештомова (1768–1831), который, повторив рассказ вятского книжника, в сноске к основному тексту написал: «Я догадываюсь, не спруживали ли сию речку, которая прорвавшись стремлением своей воды выражается ныне у простолюдинов словом Хлынуть. Причину же в спруживании оной могли они иметь по нужде в большом количестве и глубине воды по тогдашним их, в диком сем месте, обстоятельствам нужной». Далее Вештомов попытался объяснить, зачем первым жителям Хлынова понадобилось спруживать реку: переселившись с Никулицкого городища на Кикиморскую гору, они вскоре уже не могли удовлетвориться одними только источниками, истекавшими с этой горы, которые первоначально так их обрадовали. Вот и пришлось им делать запруду на Хлыновице.
При этом наш современник А.Г. Тинский (1920–2006), сопоставив известия письменных источников с данными геофизиков, пришёл к выводу, что в стародавние времена река Вятка протекала по старому руслу за Заречным парком на расстоянии примерно трёх километров от Боляскова поля (Вечного огня). Что вполне объясняет, почему новгородцы первоначально выбрали для основания города Кикиморскую гору, под которой протекала Хлыновица. Когда население города умножилось, жителям пришлось спруживать эту речку, пока однажды вода не хлынула и не прорвала плотину. После чего речка стала называться Хлыновицей, а город на её берегу – Хлыновом.
В поисках ответа на вопрос: «Почему Хлынов?», – мы проделали большой путь, но не нашли оснований для обвинений вятчан в хлыновстве и слепородстве, и предлагаем считать эти рассуждения за гранью серьёзной научной дискуссии. Вятское предание, записанное автором «Повести о стране Вятской», сообщает, что город Хлынов получил название по имени реки Хлыновицы, а та, в свою очередь, от глагола хлынуть, в значении «натечь», «набежать».
Слава Богу, что мы не хлыны!
Сергей УХОВ:
– Исследование названий городов, сёл и деревень – составная часть изучения истории не только самих этих населённых пунктов, но и всей территории, на которой они расположены. Зачастую такой анализ, в том числе лингвистический, может дать уникальные сведения, особенно при отсутствии нарративных источников. Лингвистика в данном случае – такой же инструмент для историка, как, например, археология или источниковедение.
Размышлять о происхождении названия «Хлынов» было бы попросту ненаучно в отрыве, во-первых, от истории других старинных городов Вятской земли, а, во-вторых, вне общерусского контекста в целом. Предмет своего выступления я бы обозначил как «Названия старинных вятских городов». Или, точнее говоря, – пяти старинных городов, отмеченных в 1627 году в «Книге Большому Чертежу» как «вяцкие»: «… А вытекла река Вятка от верху реки Камы и потекла под Вяцкие городы; на Вятке город Шестаков. А ниже Шестакова 20 верст город Слобода; от Слободы 30 верст город Хлынов. Ниже Хлынова 50 верст город Орловец; ниже Орловца 30 верст на Вятке город Котельничь».
Исследователи, изучающие названия древнерусских населённых пунктов, отмеченных в летописях, различных актах и берестяных грамотах, выделяют два основных типа ойконимов (названий населённых пунктов): топографические и отантропонимические, то есть образованные от имён конкретных людей (владельцев и/или основателей поселений) с использованием, за редким исключением, посессивных (притяжательных) конструкций с суффиксами -jь, -овъ (-евъ) и -инъ. Причём по мере развития феодализма доля таких посессивов существенно возрастает, составляя в XII и XIII веках более половины исконных ойконимов. И наоборот: в более позднее время, в централизованном государстве, когда города в целом перестали быть объектами частной собственности, такие названия они получали, как правило, только если образовывались из одноимённых сёл (например, город Иваново).
Итак, мы видим, что типовой ряд названий «вяцких» городов принципиально не отличается от общего древнерусского в том плане, что четыре из пяти ойконимов образованы от имён людей: Хлын, Орёл, Котельник, Шестак (шестой ребёнок в семье), – а три из этих четырёх имеют самый распространённый в те времена притяжательный суффикс -ов. Основы этих ойконимов – обычные русские личные или прозвищные имена, длительное функционирование которых подтверждается наличием соответствующих фамилий (Хлынов, Орлов, Котельников, Шестаков). Это означает, что и после христианизации эти имена продолжали существовать в качестве вторых имён или прозвищ.
Таким образом, грамматическая форма названия Хлынов указывает на принадлежность населённого пункта (во время его номинации, когда он мог и не иметь ещё статуса города) конкретному лицу по имени Хлын. При этом неизвестный нам Хлын вовсе не обязательно должен был быть обманщиком, бездельником, а тем более ушкуйником или разбойником, - как сейчас почему-то принято считать, меж тем как из зафиксированных в словаре Даля значений такая семантика никак не выводится. Такое имя он мог получить ещё в детстве, будучи, к примеру, легкомысленным или ленивым ребёнком – славянская традиция вполне допускала имена с негативной окраской.
Что же касается гипотез о том, что название Хлынов произошло от апеллятива «холуй» или от гидронима Хлыновица (ныне – речка Хлыновка), то аргументированная критика этих этимологий дана в работах Л.Н. Макаровой, я же – в подтверждение её слов – могу лишь добавить, что наличие в составных суффиксах названий рек элемента -ов- является типовым маркером их происхождения от названий населённых пунктов, старых поместий, угодий и урочищ, а в позднейшее время – также от русских фамилий. Иными словами, происхождение названия реки Хлыновицы от названия города Хлынова типично для русской гидронимии и не вызывает сомнений.
Александр Балыбердин считает невозможным выводить название Хлынов из прозвища «хлын» на том основании, что «в письменных источниках XII–XV веков слово «хлын» пока не выявлено», однако этот аргумент более чем сомнителен. Книжная культура того (да и более позднего) времени включала опредёленный лексический фонд, который не мог охватывать всё богатство языка. В противном случае Владимиру Далю было бы нечего делать. К примеру, родственное слово «хлынуть» – безусловно древнее, ещё общеславянское, оно отражено во всех трёх ветвях славянских языков. Тем не менее, в литературе оно впервые зафиксировано только в произведениях Пушкина и его современников.
Выводы. Названия пяти городов, отмеченных в «Книге Большому чертежу» как «вяцкие», органично соответствуют русской топонимической традиции той эпохи. Названия четырёх из них, в том числе – города Хлынова, представляют из себя притяжательные конструкции, образованные от русских нехристианских имён, причём в одном из этих ойконимов – Котельниче – применён архаичный суффикс -jь, который перестал употребляться в XIII веке, что говорит об относительной древности этого названия. Ну, а имя реки Хлыновица (Хлыновка) вторично по отношению к имени города Хлынова.
Андрей МАРКОВ:
– В «Толковом словаре» Владимира Даля, помимо глагола «хлынуть», на который любят ссылаться многие исследователи и особенно поэты, есть ещё и глагол «хлынить» – вяло, лениво идти или ехать. Встречается это слово и производные от него («хлынь» – лентяй; «хлынята» – дети, склонные к лени, проще – дети хлыня; «хлынка» – бездельница; «хлынцой» – неторопливо неспешно; «хлынять» – ехать медленно, тащиться: «чем всю дорогу хлынять, лучше на месте стоять») и в других словарях русских народных говоров Севера и Сибири.
Если при этом вспомнить, что ниже Хлыновицы в Вятку впадает Быстрица, то получаются две реки, образующие классическую топонимическую пару: Быстрица (река с быстрым течением) и Хлыновица (с медленным). Так что с названием реки всё более-менее ясно: его с большой долей уверенности можно производить от диалектного глагола «хлынить» – течь медленно.
А вот как быть с названием города? Ведь при преобразовании глагола «хлынить» в имя существительное он бы скорее принял форму «хлынец» (рубить – рубец, бить – боец) или «хлынок» (ходить – ходок), нежели «хлын». Однако в словарях, как выяснилось, есть вариант решения и для этой проблемы. К примеру, в диалекте Беломорского района Карелии слово «хлын» – вовсе не имя существительное, а глагольное междометие, означающее «идти медленно, ковыляя, топ, топ»: «а он хлын, хлын и пошёл». Так что в легенде, которая приведена в «Повести о стране Вятской», птицы, вполне вероятно, изначально не кричали «хлы-хлы», а медленно проплывали в небе: «хлын, хлын и пролетели». Просто в конце XVII века, когда легенда была записана, глагол «хлынить» уже вышел из широкого употребления, и автор повести перетолковал непонятное для него «хлын, хлын» в птичий крик.
«Но тогда почему именно Хлынов?», – задаются вопросом исследователи, которых сильно смущает притяжательный суффикс -ов-, обозначавший «чей». Но, как выясняется, этот суффикс вовсе не сводится к личным именам людей. В «Переписной книги Хлыновского уезда» есть целое множество названий рек, в которых существительные с окончанием -овица заменялись на прилагательные с окончанием -овая: Мостовица – Мостовая; Бобровница – Бобровая; Чумовица – Чумовая. Отсюда и Хлыновица – Хлыновая, то есть медленная.
Что же касается формы «Хлынов» вместо более привычного для русских городов Хлыновска, то это, скорее всего, связано с первоначальным названием поселения на Кикиморской горе. Если бы оно называлось село Хлыновское, деревня Хлыновская или починок Хлыновской – то при преобразовании в город естественна была бы форма «Хлыновск». А если оно называлось Хлыново – то более естественным становился Хлынов.
В отношении же собственно слова «хлын» в значении «разбойник, мошенник, вор» у меня всегда было подозрение, что это не город обязан хлынам своим именем, а совсем наоборот. Уж слишком хорошо совпадает география распространения этого слова, приводимая в словаре Владимира Даля (Вятская, Нижегородская, Казанская, Симбирская и Саратовская губернии), с зоной торговых интересов вятских хлеботорговцев. Сама Вятская земля в те времена хлебом была бедна, а богатела его перепродажей в Архангельск и далее за границу. Ну, а торговля на Руси всегда была формой узаконенного мошенничества. Так что репутация жителей Хлынова была вполне оправдана: торговали прибыльно.
Подведу небольшой итог. Автор «Повести о стране Вятской», утверждая, что город получил своё название от протекавшей неподалёку Хлыновицы, весьма вероятно, был прав. Логика его понятна: имена по рекам, на берегах или в устье которых они стоят, получили многие русские города – почему Хлынов должен быть исключением? А вот с происхождением названия самой реки летописец, похоже, напутал, ошибочно написав вместо изначального: «по реке оной летевше птицы хлын-хлын и от того назвася та река Хлыновица», – более понятное: «летевше птицы и кричавше хлы-хлы».
Естественно это только гипотеза – или, вернее сказать, одна из гипотез. Как говорится, «мы там не стояли, свечку не держали, что знали, то сбрехали, извиняйте».
Леонид БАРАНОВ:
– Я из Свечинского района, бабушка моя – 1860 года рождения. Так вот: грабителей, разбойников, она назвала татями. А воров и лентяев, тех, кто отлынивает от работы – хлынами. Вон, говорила, хлын идёт, работать не хочет. То есть тать – разбойник, а хлын – вор. Так что, думаю, дело обстояло так. Было Никульчинское городище, было Филейское городище. И когда воров оттуда жители выгоняли, те шли селиться на речку и потому речка стала называться Хлыновица. А так как богатства у хлынов больше было, то их поселение богатело и разрасталось. И постепенно поглотило всю территорию, которая потом так и стала называться – город Хлынов.
Алексей ВОТИНЦЕВ:
– Если изучать вопрос происхождения топонимов – названий тех или иных географических объектов, то трудно не заметить, что давались эти названия, как правило, для географического определения какой-либо местности, причём давались, как правило, людьми пришлыми, которые не знали местности и, чтобы ориентироваться, должны были дать ей какое-то имя. Для местных жителей это мог быть просто «город», им этого вполне хватало, а вот для дальнего путешественника уже нужен был какой-то ориентир. То есть названия появлялись не сразу, а потом, когда возникала необходимость в ориентире. Вспомните, как раньше улицы называли? Церковь была Владимирская – и улица Владимирская. Церковь сносили, строили новую – Преображенскую – и улица вслед за ней становилась Преображенской.
Так и с нашим городом. Из «Повести о стране Вятской» нам известно, что первоначально русское поселение возникло рядом с местным удмуртским, которое русские называли Болванским городком. То есть своего имени у этого поселения поначалу не было. Если посмотреть казанские летописи, то арские князья называли его просто Новый город. Были и другие варианты. Некоторые использовали слово «Клынов» – именно так, на букву «к». В южных, казанских областях такие названия присутствуют, потому что южный диалект – он более тюркский. Северные же соседи звали новый город Хлыновом. Откуда это название произошло?
Тут нам, я думаю, стоит внимательней посмотреть на те русские слова, которые имеют вятское происхождение и здесь на Вятке широко употреблялись. Сам я родом из Сезеневской волости, сейчас это Зуевский район. Там хлыном всегда называли голую, очищенную жердь, так и говорили: хлынная жердь. Может быть, новый город как раз и был построен из очищенных брёвен или обнесён специальным частоколом из хлынных жердей. И когда появилась необходимость как-то идентифицировать новый город, то его так и назвали.