Главная » Товар-Деньги-Товар » Восемьдесят восемь патриарха_

Восемьдесят восемь патриарха_

Илья Перваков. Август 2016 года.
1/5
Фото из архива библиотеки №24 в селе Бахта.
2/5
Фото из архива библиотеки №24 в селе Бахта.
3/5
Троицкий храм. Август 2016 года
4/5
Фото из архива библиотеки №24 в селе Бахта.
5/5


Почётному гражданину Кировской области, Заслуженному работнику сельского хозяйства России Илье Филипповичу Первакову исполнилось 88.

Илья Перваков из той плеяды руководителей, которые работали, ещё не зная, что Кировская область находится в «зоне рискованного земледелия». Как не знали об этом и их безымянные предшественники – крестьяне конца XIX – начала XX века, трудом которых Вятская губерния снискала славу одного из ведущих земледельческих регионов Российской империи: по среднему, чистому сбору продовольственных хлебов и картофеля на душу населения, – как свидетельствует статистический отчёт, опубликованный в журнале «Русская мысль» в 1893 году, – вятские крестьяне с показателем в 13,7 пуда занимали первое место в стране, опережая такие чернозёмные территории как Полтавская (12,1), Орловская (11,6) и Черниговская (7,3 пуда) губернии. Одним из первых в ряду других значился наш северный край и по валовому сбору зерновых, и по поголовью сельскохозяйственного скота, насчитывавшему до 2,5 миллиона голов.

В советские годы – вопреки всем раскулачиваниям, коллективизациям и административным перекройкам – Кировская область сумела сохранить уверенные позиции на сельскохозяйственной карте страны. И та единственная высшая награда СССР, которой она была удостоена за все 70 лет строительства социализма: орден Ленина, – была вручена ей не за успехи «оборонки» или, там, лесной промышленности, но исключительно за «развитие общественного животноводства» – как бы сегодня этот эпизод нашей истории иные ни трактовали. Так что Илья Филиппович, скажи ему кто про «рискованное земледелие», когда его совхоз «Кировский» давал урожаи по 45-50 центнеров с гектара, был бы наверняка сильно озадачен – чтоб не сказать сильней.

Сам Илья Перваков называет себя счастливчиком, считая, что ему повезло и с соратниками по работе, и с партийными руководителями и с эпохой в целом. «Я благодарен советскому правительству, коммунистической партии, они учили нас работать, советовали, помогали, шли во всём хорошем навстречу, – рассказывает он. – Руководители сельского хозяйства и в Москве, и на местах тогда были профессионалы, а не как сейчас – кого попало ставят. Поддержка была хорошая – но и ответственность большая. За 43 года я ни разу не бывал летом в отпуске, не знал выходных. У меня четверо детей было, я не видел, как они выросли. Я уходил на работу – они спят, я приходил – они спят. Зато вот двадцать наград у меня есть».

Setzen Sie sich bitte

К ответственности, впрочем, Илья Перваков был приучен, что называется, сызмальства: его отец погиб в самом начале войны, мать ослепла от горя, он остался старшим в семье: рубил лес, пахал землю, косил траву, грузил мешки с хлебом. И первую свою медаль – «За трудовую доблесть» – получил уже в 16 лет. А потом была армия: пять лет службы в советской зоне оккупации Германии – сначала переводчиком, а потом и разведчиком.

«В разведке мы ходили в западную зону оккупации, –  вспоминает Илья Филиппович. –  Трудно было. У них же в каждой земле свой наговор, в Саксонии один, в Тюрингии – другой. Даже такое, казалось бы, простое предложение: «Садитесь пожалуйста», – в Саксонии скажут: «Setzen Sie sich bitte», а в Тюрингии: «Nehmen Sie bitte platz!». На этих вещах легко погореть можно было – и многие наши ребята погорели. Мне повезло: получил хорошую языковую практику, когда был помощником начальника заставы, каждый день с немцами общался. А потом стал ездить переводчиком с начальником заставы полковником Гончаровым. Он мужик вологодский, фронтовик, стал мне как отец родной, мы даже после службы долго ещё с ним переписывались. Он образумить меня пытался, чтобы я в разведку не переходил: ты же деревенский парень, говорил он, тебе ехать надо домой, к бабам, к земле.

В разведке мы охотились за одним советским дезертиром, старшиной-предателем, который в западной зоне стал мэром города. И задача нам была поставлена его достать живым, так как он очень много знал. Сколько же мы за ним ходили! Мы даже говорим уже нашему начальнику: давайте, мол, мы вам его голову привезём отрезанную. А он: нет, нужен живой. Потом всё-таки мы того предателя достали, высадили десант, устроили засаду. Но это уже не я, а мои ребята. А я после этого домой запросился – и полковник Гончаров мне с демобилизацией помог».

Заколдованный круг

Демобилизовавшись, Илья Перваков встал на партийный учёт в Кировский райком партии и два года отучился в школе рабочей молодёжи, после чего был направлен в межобластную советско-партийную школу, которая работала на базе Кировского сельхозинститута. «Это была школа руководящих кадров, трёхгодичная. После неё мы экстерном сдавали в сельхозинституте экзамены на высшее образование, потому что программа институтская за эти три года была нам дана почти вся. Выпустились агрономами-организаторами. Учились с охотой, понимали что потом руководить придётся, поэтому знания буквально хватали. Ели, можно сказать, –  улыбается он. – Зато когда в марте 1974 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства нечернозёмной зоны РСФСР», все эти знания очень даже пригодились». 

Впрочем, до этого постановления нужно было ещё дожить. На дворе стоял 1964-й, а совхоз «Кировский», руководить которым направили Илью Первакова, находился, мягко говоря, далеко не в лучшем состоянии. «Когда образовалось наше хозяйство, мы к колу привязывались, – вспоминает он. – Даже конторе совхозной негде было приютиться, разместили её кое-как в ветеринарной лечебнице. Фермы были крыты соломой. Землю обрабатывать было некому, за животными ухаживать – тоже. Трудовая дисциплина, да и в целом атмосфера в коллективе были далеки от желаемых. Роста производства практически не было, что ни год – всё старые результаты: по зерну – 7-8 центнеров с гектара, по кормам – половина нормы на зимовку, по надоям – 1800-1900 килограммов от коровы. Деньги на капитальные вложения в развитие производства не выделялись, на строительство жилья – тоже, а собственные средства уходили на латание многочисленных дыр. Молодёжь, едва оперившись, уезжала в город, а люди постарше – не все, конечно, но многие – больше о своих усадьбах заботились. Неудивительно, что в Кирово-Чепецком районе наш совхоз считался чуть ли не самым отстающим.

Не скажу, что я не видел перспективы. Нет: я верил, что будем брать больше и с полей-лугов, и с ферм. Но для этого нужно было как-то разорвать этот заколдованный круг, когда ты не можешь развивать экономику, так как не все в коллективе работают добросовестно, а заинтересовать их в повышении производительности труда нечем из-за отсутствия экономических возможностей».

Земля Юга

Сегодня, вспоминая о тех, первых годах в «Кировском», Илья Филиппович всякий раз подчёркивает, насколько это было важно – найти и реализовать комплексный подход к решению трёх важнейших задач: создать для людей нормальные жилищно-бытовые условия, организовать стабильный высококвалифицированный трудовой коллектив и хорошие условия для его работы. Потому как если нет хороших условий для работы и жизни – то нет и прочного коллектива. А нет прочного коллектива – не будет и выполнения плана и, значит, не видать твоему хозяйству ни выручки, ни прибыли, из которых можно было бы жилищно-бытовые проблемы решать.

Постановление  ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства нечернозёмной зоны РСФСР» вдохнуло в хозяйство новую жизнь. На болотистом месте затарахтели тракторы, бульдозеры, потом зачастили из города панелевозы. Кирпич к кирпичу, дом к дому – село Бахта стало преображаться. Появились средняя школа, детский комбинат, Дом культуры, 270 благоустроенных квартир, цех бытового обслуживания, магазины, столовая, водопровод, асфальтовая дорога, газовая котельная – причём газ в Бахту пришёл раньше, чем в Киров. «Мы же, когда государство стало вкладывать в нас деньги, урожайность хлеба с 5 центнеров подняли до 45 – и это в амбарном весе. В бункерном больше 50 было. К нам в совхоз каждый год приезжал министр сельского хозяйства РСФСР Владимир Иванович Наумов, очень грамотный, подкованный был мужик. Возьмёт меня под ручку и допрос устраивает: ну, что ты за год построил? а какая выработка у тебя на одного человека? а рентабельность какая? И обязательно ехал в поле, всё хотел своими глазами видеть. А мы тогда на участке в Балезинщине первый год посеяли пшеницу сорта «Ленинградка» – 54 центнера с гектара урожай был. Приехали на поле, он землю взял, посмотрел и говорит: это земля Юга».

За такую урожайность Илью Филипповича наградили двумя медалями ВДНХ – золотой и серебряной. При этом славился совхоз «Кировский» на московских выставочных просторах не только хлебом, но и кроликами – две тысяч голов держали породы «белый великан», до восьми килограммов выкармливали. «Мне на ВДНХ даже квартиру дали, я туда в гости ездил, – смеётся Илья Перваков. – И как ни приедешь – там всё спрашивают: ну, что, чем тебе помочь? А мне вроде ничего не надо, с деньгами тогда нормально было. Ну, говорят, тогда вот тебе «уазик», на, забирай. То есть от ВДНХ мне подарили новый «уазик». А транспорт в то время в дефиците числился. Так что я на седьмом небе был».

Цена стабильности

Любит вспоминать Илья Филиппович, и как газовую котельную в Бахте строили. За котлами он тогда поехал на Украину, в Монастырщину, где завод был, который весь Советский Союз снабжал и паровыми котлами высокого давления, и отопительными. А там ему и говорят: не дадим котлов, потому как, дескать, ваш кирово-чепецкий комбинат нам уже три месяца ленту ФУМ не отгружает, а мы без неё никуда. Перваков – к телефону, звонит первому секретарю Кировского обкома КПСС Станиславу Осминину: так, мол, и так. А тот в ответ: давай согласие и подписывай договор. Директор украинского завода буквально тут же набирает номер директора химкомбината – а тот уже в курсе, всё, говорит, приезжайте, будет вам лента ФУМ. А вскоре и котлы по железной дороге в Киров приехали. 

«Мы с директором совхоза «Русский» Алексеем Литвиновым за два года больше двадцати километров газопровода провели, одних только труб в землю было уложено 32 вагона. Мы тогда с Алексеем Ивановичем лично по неделям у сварщиков «Союзволгогаза» дежурили, чтобы они к уборочной успели, чтобы зерно нового урожая не дровяной печкой сушить, от которой сплошная порча, а в газовой сушилке, – продолжает, тем временем, мой собеседник. – И, что греха таить, брали с собой водку на дежурство, ребят заставляли вести сварку всю ночь напролёт, давали им по стаканчику спиртного, чтобы как-то поддержать. И ведь всё вовремя запустили. И зерно пошло потоком в газовые сушилки – и людям дали тепло в квартиры».

На фермах в совхозе тогда держали до трёх тысяч голов крупного рогатого скота, на сто гектаров приходилось по 83 головы, в том числе 26 коров. Улучшали луга, создавали культурные пастбища – и надои увеличились вдвое. Агрономы и звеньевые схватывали новое на лету и немедля внедряли всё лучшее в свою практику. «Сельхозхимия» помогала известковать и фосфоритовать почву, «Сельхозтехника» – возить навоз и органику, мелиораторы – вести дренаж низких участков. «За три десятилетия всё сделали, как надо: всего понастроили, землю окультурили, скот развели. Знамёна ЦК КПСС и Совета Министров и сейчас напоминают, за что они были вручены. Жаль, что с началом так называемых «реформ» – бездумных, бесперспективных, разрушительных – всё это было пущено под откос», – вздыхает Илья Филиппович.

Но и в эти смутные годы Илья Перваков не сдавался: шёл к людям, слушал сам и наставлял специалистов, чтобы держали технологию, чтобы сохраняли тёплый моральный климат в коллективах, отмечали добрым словом успехи тружеников. Не боялся выступить на областном совещании с жёсткой критикой «нового» аграрного курса: нельзя, говорил, выживать за счёт села, нельзя и дальше выкачивать из сельхозпроизводителей последние копейки, нужно менять ценовую политику, не должно так быть, чтобы молоко в четыре раза дешевле стоило, чем горючее. «Не помочь хозяйствам выжить – и Киров останется без молока», – предупреждал он. И АОЗТ «Кировское» – при всех трудностях момента – смогло сохранить дореформенный уровень по производству картофеля и молока, ремонтировало фермы, технику. Но вот какой ценой была оплачена эта стабильность – это знает только сам Илья Филиппович.

Оправданный риск

Особняком в истории – и всего совхоза «Кировский», и его директора – стоит история восстановления Троицкого храма в селе Бахта, отметившего в этом году своё 240-летие. «В конце восьмидесятых, ещё при Советской власти, ко мне на работу пришли трое односельчан: Надежда Васильевна Прокопьева, Таисья Васильевна Кротова и Леонид Александрович Метелёв, – с предложением восстановить церковь, – вспоминает Илья Перваков. – Здание к тому времени пришло в полное запустение, его растаскивали буквально по кирпичам, крышу уже всю сняли. Я подумал и дал добро, назначил ответственного прораба-строителя, выделил ему бригаду из двенадцати человек и они приступили к работе. Совхоз всё строил и делал безвозмездно, а все затраты мы списывали на ремонт животноводческих ферм».

Самая большая проблема, по словам Ильи Филипповича, была со сводом, который уже начал рушиться – и если б обрушился, восстановить здание стало бы невозможно. За дело взялся специалист-каменщик Николай Никулин, и беду удалось предотвратить. Отец Виктор на планёрки к директору совхоза тогда ходил, как на работу. Там решали, что сегодня будут делать, что завтра, сколько людей надо, какую технику, какие материалы. Сам без дела священнослужитель тоже не сидел, внутренняя роспись в храме – это его заслуга. Но строительными вопросами он не занимался, их вёл специалист из совхоза, прораб Александр Анатольевич Моричев. Члены инициативной группы, тем временем, ездили по деревням вокруг Кирова, собирали иконы, обращались в организации за финансовой помощью. И – хотя и немного – какие-то деньги они собрали. Оказывали помощь и соседние предприятия – мебельная фабрика, совхоз «Красногорский» бригаду послал, когда заливали полы. После машинно-тракторной станции, которая там с 50-х годов располагалась, в помещении пришлось весь бетон разбитый выдирать, всё выносить, потом заливать пол и настилать плитку. Грязь была в здании ужасная. 

«Земля под церковью ни за кем не числилась. И когда отца Виктора уже сменил отец Михаил, мы с ним нашли в компьютере границы, отбили их, сделали разметку и установили ограждение, потому что иначе всё растаскивали, – продолжает мой собеседник. – Ничего нельзя было оставить, проходной двор, всё тащили. Шифер резиновый был, плохой, составной – так даже его унесли. С отцом Михаилом мы очень большую работу сделали – и купол восстановили, и крест на него подняли. Потом отца Михаила перевели в Котельнич, но нам снова повезло – ему на смену приехал отец Андрей, человек очень хозяйственный, в строительстве толк знающий. Он нашёл спонсоров, всю крышу заменил, потому что когда мы её крыли, то такого металла ещё не было. С ним посидишь, поговоришь и думаешь: вот бы такого руководителя на большую работу поставить».  

Затраты, которые легли на совхоз, по словам Ильи Филипповича, были очень серьёзные, но про них никто не знал, они все были скрыты, потому что деньги в совхозе были государственные, их проверяли очень жёстко, за каждую копейку ревизоры спрашивали. Официально же восстанавливать церковь в СССР никто бы не разрешил, приходилось рисковать – и риск себя оправдал. Были в совхозе и недовольные, конечно, критиковали директора на совещаниях: мол, что ж это ты на церковь деньги находишь, а на нашу ферму – нет? «Но таких были единицы. Хотя и помогать добровольно тоже никто не спешил, так что говорить, что восстанавливали церковь всем селом, было бы неправильно. Всё на себе тянули ветераны».

Вместо эпилога

«Можно рассказывать про эту жизнь очень долго, – итожит нашу беседу Илья Перваков. – Но обидно что? Вот построили мы новую мясную ферму, два миллиона кубов земли на болото высыпали, чтобы поставить её поближе к пастбищу – тогда же коров на пастбищах пасли, а не как сейчас. Так за день до её сдачи мы прямо на ферме накрыли большие столы и пили водку всем селом вместе со строителями, такой это для всех нас был праздник! Николай Петрович Киселёв, помню, крепко удивился: ну, говорит, ты, Илья, загнул! я впервые в жизни на ферме пью! И артисты из чепецкого Дома культуры прямо здесь же, на асфальтированной площадке, танцы свои показывали. Но прошло двадцать два года – и всё. Забросили ферму, развалили. Я мужик крепкий, но когда пришёл и увидел всё это – не поверишь: плакал стоял».

Автор благодарит сотрудниц бахтинской библиотеки №24 за помощь в подготовке этого материала.

 

Плюсануть
Поделиться
Запинить