Банкротовирус

Коллаж ТДТ

1/3

Коллаж ТДТ

2/3

Коллаж ТДТ

3/3

Процедуры длятся всё дольше, кредиторы получают всё меньше.

Средняя продолжительность процедуры конкурсного производства в России перешагнула за отметку в два года. А доля погашенных требований кредиторов опустилась ниже 5%. Именно эти невесёлые цифры, появившиеся под Новый год на портале fedresurs.ru, наиболее ёмко, по мнению экспертов, отразили ситуацию, которая сложилась в сфере корпоративных банкротств в 2019 году.

По рукам и ногам

Основных причин, по которым длительность конкурсного производства порой становится попросту неприличной, федеральные эксперты насчитали две: усложнение процедуры из-за всё более хитрых схем вывода активов, применяемых недобросовестными должниками (это раз), и общая ситуация в российской экономике, в силу которой в стране осталось немного людей, обладающих достаточным объёмом свободных денег, чтобы купить имущественный комплекс промпредприятия и перезапустить на нём производственный процесс (это два).

Актуальны обе эти причины – с учётом, правда, определённой региональной специфики – и для рынка корпоративных банкротств в Кировской области. «Да, сроки процедур действительно удлиняются – и не в последнюю очередь из-за усложнения схем сокрытия и вывода активов, – рассказывает «ТДТ» один из кировских арбитражных управляющих. – Все стали умнее. Сегодня директор или владелец бизнеса, когда начинает понимать, что банкротство неизбежно (либо когда сам умышленно ведёт своё предприятие к банкротству), он уже не дожидается судебных решений, он заранее приступает к целенаправленному выводу активов. Нанимает специалистов, которые, во-первых, разрабатывают для него максимально запутанные сложносоставные схемы, порой – целые цепочки сделок со всевозможными зачётами, встречными требованиями, переводами, цессиями. А, во-вторых, готовят юридическое прикрытие и строят линию защиты. То есть каждая операция просчитывается как минимум на два-три хода вперёд, а потому оспорить такую схему и доказать, что она совершалась умышленно с целью причинить кредиторам ущерб, конкурсному управляющему становится крайне сложно.

При этом уровень профессионального юридического сопровождения в последнее время вырос не только у должников, но и у кредиторов. В итоге с одной стороны на процессе сидит конкурсный со своими юристами, а с другой –  и тоже со своими юристами – кредитор или бывший руководитель. И все бьются до конца: кредитор – с конкурсным, конкурсный – с бывшим руководителем и контролирующими лицами, один кредитор – с другим кредитором, другой – с третьим и так далее. Причём любой мало-мальский спор обязательно проходит через первую инстанцию, апелляцию, кассацию и президиум кассационной инстанции. И пока всё это не закончится, конкурсное производство завершить нельзя.

Повлиял на длительность процедуры и кардинальный разворот судебной практики в сторону привлечения к субсидиарной ответственности бенефициаров и контролирующих лиц. Понятно, что расставаться с деньгами да, к тому же, нести серьёзный репутационный ущерб никому не хочется, все начинают защищаться. По одному из предприятий, где сейчас идёт конкурсное производство, суд принял к рассмотрению моё заявление о привлечении лиц к субсидиарной ответственности ещё два года назад – но процесс не закончился до сих пор».

Две шаги налево

Если окинуть взглядом ситуацию с корпоративными банкротствами в 2019 году в целом по России, то никаких кардинальных изменений в сравнении с 2018-м не обнаружится. Да: число юридических лиц и крестьянско-фермерских хозяйств, которых арбитражные суды признали несостоятельными должниками, несколько (с 13117 до 12401, или на 5,5%; здесь и далее – по данным Единого федерального реестра сведений о банкротстве) снизилось. Но происходило это снижение крайне неравномерно, и если в республике Татарстан, к примеру, банкротств и впрямь было зарегистрировано значительно (–11,4%) меньше, то, скажем, в Ростовской области их число куда более значительно (+24,4%) подросло. 

Некритично изменился общероссийский расклад и по части инициаторов введения на предприятиях-должниках процедур банкротства. В их структуре по-прежнему преобладают кредиторы, доля которых в общей массе заявлений за год повысилась с 75,5% до 78,6% – причём, в первую очередь, за счёт практически зеркального (с 14,9% до 11,4%) снижения доли органов Федеральной налоговой службы, меж тем как сами должники выступили заявителями в 8,8% случаев – точно так же, как и год назад.

Тенденция к снижению доли удовлетворённых требований кредиторов в общей сумме включённых в реестр требований также осталась по существу неизменной: если в 2017 году из 1,46 триллиона рублей им удалось вернуть себе 99 миллиардов, или 6,8%, то в 2018-м показатель упал уже до 5,2% (102,7 миллиарда из 1,99 триллиона), а в 2019-м – и вовсе до 4,7% (95,3 миллиарда из 2,03 триллиона рублей). Соответственно выросла (с 65% до 68%) и доля дел, по которым кредиторы не получили ничего.

Заключений о наличии признаков преднамеренного банкротства в 2019 году было вынесено 2023 (+7,8%), об их отсутствии – 28982 (+25,8%), о наличии признаков фиктивного банкротства – 57 (+5,6%), об их отсутствии – 34549 (+22,6%). Заявлений о признании сделок должника недействительными судами было принято 11010 (+27,9%), из них удовлетворено – 3946 (+22,0%) и, соответственно, доля удовлетворённых заявлений составила 35,8% против 37,5% в 2018 году.

Что касается реабилитационных процедур, то их число осталось исчезающе малым: всего за год суды принимали решения о введении внешнего управления или финансового оздоровления 228 раз (в 2018 году – 297), что составило 1% (в 2018 году – 1,2%) от общего числа введённых процедур.

Линия защиты

Ну, вот. Второй существенной причиной, из-за которой процедуры банкротства становятся длиннее, стало, по мнению участников рынка, всё более активное участие в них территориальных органов Федеральной налоговой службы. Причём в Кировской области этот фактор в ушедшем году проявился значительно острее, чем во многих других – более богатых – субъектах Федерации. В среднем по России, как было отмечено выше, на долю налоговиков в 2019 году пришлось только 11,4% от общего числа заявлений о признании предприятия-должника банкротом, то есть даже меньше, чем в 2018-м, когда на их долю приходилось 14,9%. А в Арбитражном суде Кировской области, как будет отмечено ниже, был зафиксирован, наоборот, резкий рост числа исков от налоговых органов: если в 2018 году таких было 107, что составляло 40,8% от общего числа заявлений, то в 2019-м стало уже 253, или 63,4%.

«Понять наших налоговиков можно: денег в бюджете хронически не хватает, меж тем как в области есть немало предприятий, которые практически не ведут хозяйственной деятельности, но накопили определённые долги перед бюджетом – и взыскать эти долги простым администрированием у инспекторов ФНС уже не получается, – продолжает, тем временем, наш собеседник. – Для таких предприятий сам факт подачи иска о банкротстве становится своего рода сигналом тревоги. Руководителю приходится выбирать: либо срочно найти средства, погасить недоимку и сохранить юридическое лицо, либо поувольнять всех сотрудников и запереть контору на клюшку. Потому что если процесс банкротства закрутится, то обратного хода в 99% случаев уже не будет.

Ну, и, конечно же, не стоит забывать о том, что подача в Арбитражный суд заявления о признании предприятия банкротом позволяет органам ФНС задействовать механизм привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности, который нельзя применить, пока процедура банкротства хотя бы формально не инициирована. При этом результат рассмотрения иска значения уже не имеет: схема сработает, даже если налоговикам по какой-либо причине в удовлетворении их требований будет отказано».

Что мы имеем на выходе? С одной стороны, усложнение схем по выводу активов ведёт к резкому увеличению числа заявлений о признании сделок должника недействительными. С другой стороны, из-за стремления органов ФНС любой ценой добиться погашения даже самой незначительной налоговой задолженности растёт число заявлений о признании предприятий банкротами. В сумме же всё это оборачивается ростом нагрузки на арбитражных судей, из-за чего любое судебное заседание по обособленным спорам в рамках дела о банкротстве, если верить статистике, откладывается – в среднем по России – на срок от тридцати до девяноста дней, а число заседаний по каждому такому спору редко бывает меньше трёх.

Две шаги направо

Для Арбитражного суда Кировской области 2019 год начался, разумеется, не с чистого листа: в остатке неоконченных за прошлые периоды на 1 января уже числилось 408 дел о банкротстве. В течение последовавших двенадцати месяцев в суд поступило ещё 428 исковых заявлений (в 2018-м – 310) о признании должника банкротом, 399 из которых (в 2018-м – 262) были приняты к рассмотрению.

При этом – помимо сугубо количественных – значительные изменения произошли в структуре принятых к рассмотрению дел. В частности, был зарегистрирован кратный (в 2,4 раза) рост числа исков, поступивших от так называемых «уполномоченных органов», или, попросту говоря, от инспекций ФНС: если в 2018 году их было 107, то в 2019-м – 253, и если в 2018-м на их долю приходилось 40,8%, то в 2019-м – уже 63,4% от общего числа заявлений. Меж тем как доля дел, инициированных кредиторами и самими должниками, заметно подсократилась (с 50,0% до 30,8% и с 9,2% до 5,8% соответственно).

Что касается структуры принятых к рассмотрению заявлений в разрезе суммы долга, послужившей основанием для инициирования процедуры банкротства, то здесь следует отметить заметное снижение удельного веса крупных и относительно крупных дел. Так, долги в диапазоне от трёх до десяти миллионов рублей стали поводом для подачи 16,0% (в 2018-м – 23,7%), а в диапазоне от десяти до ста миллионов – 10,8% (в 2018-м – 17,3%) исковых заявлений. Суммы свыше ста миллионов рублей, как и год назад, встречались в считанных случаях: в 2018 году их было 6, в 2019-м – 4, – но и в этом сегменте заметное (с 2,3% до 1,0%) снижение удельного веса, что называется, налицо. И наоборот: доля дел, в которых фигурирует задолженность до 500 тысяч рублей, выросла с 11,5% до 15,5%, а от 500 тысяч до трёх миллионов – с 45,0% до 56,6%.

Также, наверное, следует обратить внимание на устойчиво высокий процент дел, производство по которым было прекращено из-за отсутствия средств, достаточных для возмещения судебных расходов на проведение процедур, применяемых при банкротстве: в 2018-м на этом основании производство было прекращено по 60 из 110 (54,5%), в 2019-м – 138 из 208 (66,3%) дел. Мировые соглашения становились причиной для прекращения дел и в 2018-м, и в 2019 году по восемь раз. 

Завершить конкурсное производство (по юридическим лицам), реструктуризацию долга или реализацию имущества (по физическим лицам) в 2019 году удалось в рамках 361 дела (в 2018-м – в рамках 221). Сумма долга, на которую предприятия и граждане были признаны банкротами, в 2019 году (из числа завершённых дел) составила 1,15 миллиарда рублей против 2,68 миллиарда в 2018-м, а сумма, на которую были удовлетворены требования кредиторов – 130,2 миллиона против 46,1 миллиона рублей. То есть если за 2018 год кредиторам удалось, условно говоря, вернуть себе лишь каждый пятидесятый (1,7%) рубль, то за 2019-й – уже каждый девятый (11,3%).

Шаг вперёд и два назад

Не лучшим образом на эффективности процедуры конкурсного производства сказываются порой и те изменения, которые регулярно – но зачастую, увы, бессистемно – вносятся в последние годы в федеральный закон №127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» и смежные правовые акты. Работать арбитражным управляющим становится всё сложнее. На них всё чаще возлагают ответственность за ущерб, причинённый предприятию-должнику и/или кредиторам. В геометрической прогрессии – после внесения изменений в КоАП – растёт и число дисквалификаций арбитражников за повторные (пусть даже формальные) правонарушения. «Сложившаяся система регулирования не учитывает, что отношения сторон в сфере несостоятельности, как правило, высоко конфликтны, – сетует директор Российского союза СРО АУ Кирилл Ноготков. – В результате управляющий оказывается в роли хирурга у постели больного в четвёртой стадии рака».

«Полномочий у нас остаётся всё меньше, а ответственность, наоборот, год от года лишь ужесточается, – соглашается с мнением москвича его кировский коллега. – Наш статус сегодня низведён до уровня частнопрактикующего юриста, адвоката или нотариуса. Мы фактически повязаны по рукам и ногам, а потому – зачастую – вынуждены действовать не в разумных интересах, а лишь бы не попасть под какую-нибудь очередную статью. Простейший пример: у предприятия-должника есть небольшая дебиторская задолженность. Причём абсолютно безнадёжная. По уму, управляющему её бы взять и списать – но нельзя, потому что он тут же налетит на встречную жалобу от налоговой, а то и на иск об убытках. В итоге ему приходится с этой мёртвой копеечной дебиторкой возиться, как с писаной торбой, сочинять какие-то бумаги, проводить какие-то торги. Сколько на это уйдёт времени? Полгода? Год? И весь этот год конкурсное производство будет продолжаться».

Ещё одна проблема, которая давно требует решения – это система оплаты труда конкурсных управляющих. Сегодня их гонорар складывается из двух частей: фиксированной (это тридцать тысяч рублей в месяц) и переменной, то есть процента от суммы удовлетворённых требований кредиторов, включённых в реестр, причём величина переменной части варьируется от 3% (если кредиторы получили менее 25% долга) до 7% (если более 75%).

Вопрос о пересмотре этой системы, – а она не менялась, почитай, с 2009 года, – неоднократно выносился на обсуждение законодателя и участниками профессионального сообщества, и представителями исполнительной власти. В частности, в качестве компромиссного варианта, предлагалось исчислять переменную часть гонорара не от суммы удовлетворённых требований, а от всей стоимости реализованного имущества из конкурсной массы. «Надо мотивировать управляющего к работе на результат, то есть на получение понятного процента от реализации имущества, – убеждал, помнится, депутатов на круглом столе в Госдуме замминистра экономического развития РФ Илья Торосов. – Потому что тридцать тысяч мотивируют, скорее, к злоупотреблениям». Однако дело с мёртвой точки так и не сдвинулось.

«И это, между прочим, тоже одна из причин, почему процедуры затягиваются на годы, – подводит черту наш собеседник. – По статистике, в 68% случаев кредиторы по итогам конкурсного производства не получают ни копейки, а, следовательно, ничего не получает и управляющий. И выходит, что ему выгодней тупо затянуть процедуру, но гарантированно получать каждый месяц свои тридцать тысяч, чем героически завершить её и остаться на бобах. Тем более что никаких правовых механизмов, стимулирующих управляющего завершать конкурсное производство в максимально короткие – или хотя бы в разумные – сроки, в нашем законодательстве по-прежнему нет».